Здравствуйте, уважаемые радиослушатели! В эфире вновь радиостанция «Таёжная жизнь», а в студии с вами, как и всегда в этот час, Большой Палыч.
Тут пришлось мне некоторое время поработать в Безынтернетье, где я думал и вспоминал. И вспомнилось мне, что никак пока наша радиостанция не освещала борьуа с браконьерством, которой мне пришлось посвятить немаленький такой кусок своей жизни. А тут «карта легла» так, что связался со мной на днях мой однокашник по Томскому Биофаку Слава Кастрикин, который работает в Хинганском государственном заповеднике , да и разговорились мы «за всякое», в основном — про работу.
Сейчас он замдиректора по науке, но как большинство хороших специалистов и руководителей, рос он «с земли», от младшего научного сотрудника. А чтобы в «лихие девяностые» обычному МНСу как-то выжить, устроился он на полставки еще и в охрану заповедника.
Это я, собственно, к чему? К тому, что долго вспоминал и вспомнил, что тема работы (и физической, и интеллектуальной) инспектора природоохранных организаций так мной и не была достойно раскрыта. В общем, с разрешения автора публикую здесь его рассказ-отчет об одной из операций по борьбе с браконьерством. Лично у меня виртуозность расчета и проведения операции вызвала ассоциации с бессмертным Богомоловским «Моментом истины/В августе сорок четвертого» и немного — с «Донесением о ведении боевых действий …» (служилый люд меня поймет).А еще это здорово напоминает «По уссурийскому краю/Дерсу Узала» Арсеньева.
Я подтверждаю полную правдивость отчета, вплоть до деталей, поскольку сам 15 лет тем же самым занимался, хоть и в другом регионе. Да, именно так (вопреки киношным штампам) все это и происходит. И именно так, без похвальбы и азарта, об этом и рассказывают профи: с мягким и добрым юмором и с самоиронией, доходящей до сарказма.
А еще это очень похоже на работу войсковой разведки, спецназа и партизан.
В общем, смотрите сами.
Вячеслав Кастрикин
***
К осени 1996 года опергруппа заповедника, костяк которой составляли Фёдорыч Былков (руководитель) и Юрка Жуков, а мы с Сергеем Игнатенко пополняли её, когда не были заняты научной работой (ибо по штату были научными сотрудниками), навела относительный порядок в горном лесничестве и решила часть времени уделить равнинному.
Территория, на которой предстояло действовать, являет собой левобережную долину реки Амур, изобилующую небольшими озерами, ручьями и извилистыми речками в окружении обширных заболоченных пространств с высокими кочками. На поросшей густой травой с редкими ивами равнине встречаются небольшие участки леса, состоящие в основном из дуба и берёзы , и называемые рёлками. Вдоль южной границы лесничества проходит просёлочная дорога, параллельно которой, на расстоянии нескольких десятков метров идёт линия ИТС (инженерно-технических сооружений) российско-китайской границы. Тут же располагаются небольшие поля, на которых местные жители трёх деревень выращивают сою, являющуюся главной агрокультурой Амурской области.
Так как единственная дорога, по которой можно добраться сюда, проходит через несколько деревень и пограничный пропускной пункт, то о любом нашем проезде по ней тут же становилось известно сразу всем местным жителям. Оптимальным способом скрытной работы на территории был заход с севера, со станций ТрансСибирской железной дороги. Однако, в таком случае предстояло пересечь сначала 20-25 км сопок, а затем – 10-15 км заболоченной равнины.
Учитывая, что в интересующем нас районе жилая структура заповедника отсутствовала, на себе приходилось нести не только продукты, но и палатки со спальниками. В зимнее время, когда по ночам температура стабильно держалась ниже -30, иногда переходя отметку -40, автономное многодневное патрулирование здесь было невозможно.
Поэтому, было решено до наступления морозов незаметно построить здесь замаскированную жилую точку, опираясь на которую в зимнее время можно было бы эффективно противостоять браконьерству. Подчинялись мы только директору, что позволяло действовать довольно скрытно, когда это было необходимо.
В середине сентября наша группа в полном составе на автомобиле прибыла на южную границу заповедника у реки Урил. Разумеется, скрыть этот факт от местного населения нам не удалось, но мы смогли оставить в тайне цель нашего приезда, пустив слух, что собираемся неделю-другую патрулировать заповедные болота.
Выгрузив и спрятав в кустах лопаты, пилы, рулон рубероида, маленькую жестяную печку с трубами и топор, мы отпустили машину и с одними рюкзаками бодро прошествовали по узкому перешейку между озёрами под внимательными взглядами рыбаков. Остаток дня употребили на поиски досок на давно заброшенном полевом стане и на выбор места под строительство жилья. В 5 километрах от схрона с инструментами, на левом (заповедном) берегу реки Урил нашёлся подходящий высокий песчаный бугор, поросший дубовым лесом.
Поставив палатку в глубине леса, мы проспали до восхода Луны и всю ночь до утра переносили к месту строительства лопаты-топоры из тайника и старые доски из полевого стана. Намучавшись с ночными перетаскиваниями стройматериалов и инструментов по кочкам, кустам и дну реки, с наступлением утра мы буквально валились с ног от усталости. Оставив дежурить на высоком берегу самого молодого из нашей группы (меня), остальные залезли в палатку и бодро захрапели.
Мой (а впоследствии – наш) наблюдательный пункт находился примерно в 100 метрах выше по течению реки, на высоком берегу, с которого открывался отличный вид на долину реки и находящиеся напротив поля. Важно, что хорошо просматривалось русло реки и несколько её очень длинных изгибов, так что, любую сплавляющуюся лодку мы могли увидеть примерно за час до того, как она поравняется с нами.
Движение людей и техники по террасе на противоположном берегу (до которой было 700-800 метров) было очень вялым. За время моего утреннего бдения там неспешно продефилировало небольшое стадо коров. Попытка обнаружить в бинокль пастуха окончилась провалом – видимо, коровы считали себя вполне самостоятельными и не нуждались в его услугах. Понаблюдав за суетой ондатр в старице реки внизу и не найдя других достойных внимания объектов, я достал книжку Ремарка и принялся за чтение. Разумеется, наше появление не осталось незамеченным местными воронами и несколько из них с утра прилетели засвидетельствовать нам своё почтение. Произведённый ими шум поднял на ноги лагерь и вскорости меня сменили. Пока я отсыпался, а Юра дежурил на берегу, Фёдорыч и Сергей занялись в глубине леса заготовкой брёвен и жердей для будущего жилья.
К вечеру все хорошо выспались. Пока перекусывали традиционным варёным рисом с растительным маслом (это была основная наша пища в 90-е годы), стемнело и мы приступили к строительным работам. В качестве жилого помещения, ещё находясь в конторе, решили выкопать землянку, укрепив её изнутри столбами и досками. Землянка, кроме скрытности, обладает ещё двумя преимуществами перед обычным жильём: из-за отсутствия щелей в ней намного теплее, а будучи построена в песчаном, прогреваемом солнцем берегу реки, она долго не промерзает зимой. Недостатков у землянки тоже два. В неё неудобно залазить (и из неё вылазить) и в ней постоянно темно, что очень способствует здоровому и слишком долгому сну.
Аккуратно сняв и сложив в стороне дёрн, мы начали посменно копать котлован. Пока двое работали лопатами, другие таскали мешками извлечённый песок в реку. Течением его уносило вниз и когда взошло солнце, берег выглядел точно так же, как и всегда. За ночь нам удалось выкопать яму 3,5 метра длиной, 2,5 метра шириной и 1,5 метра глубиной. Позавтракав всё тем же рисом с маслом и выставив дежурного, мы ушли спать. За следующую ночь котлован углубили ещё на метр, вставили в углы столбы, забрали стены между ними досками и начали настилать потолок жердями. После пятой ночи землянка была полностью готова. Толстый слой песка под дёрном на крыше с подстилающим рубероидом не только играл роль отличного теплоизолятора, но и позволял травостою над нашим жилищем ничем не отличаться от окружающего в любой сезон года. Высота землянки внутри составляла 2 метра. Сразу под люком находились нары, растянувшиеся на 2,5 метра от стены до стены. Рядом с нарами стояла жестяная печка. Когда она не использовалась, труба с неё снималась и опускалась вниз, так что над поверхностью земли ничего не торчало. Убранство землянки дополнял бидончик с крышкой (о его назначении я напишу позже).
Убрав все следы строительства, мы, понимая, что полностью скрыть факт недельного пребывания группы людей невозможно, придали местечку вид временного лагеря, предоставив нашедшим его самим додумывать, был ли это табор рыбаков, охотников или «научников» заповедника.
Развернув радиостанцию «Карат», мы вышли на связь с конторой и вызвали на следующий день машину. За несколько часов до рассвета, свернув лагерь и забрав инструменты наша группа выдвинулась на место рандеву. В землянке осталось некоторое количество продуктов, спички и запас дров. База для скрытных зимних действий была готова. Чтобы наша будущая работа не навела браконьеров на мысли о появлении нового неизвестного жилья, мы щедро поделились с населением информацией о получении новых сверхтёплых спальников и зимних сверхлёгких палаток.
В середине ноября потеплело, как всегда бывает перед обильным продолжительным снегопадом, и когда начали падать первые снежинки, мы уже были готовы к недельному полевому выходу. Утром наша компания (Фёдорыч, Сергей и я) села на поезд пригородного сообщения, прозванный местным населением «бичевоз» и через час вышла на станции Урил, в северо-западном «углу» заповедника. Чтобы выйти к землянке нам предстояло спуститься на юг, преодолев 25 км по сопкам и 15 км по замёрзшим болотам. Как всегда, работники железной дороги поделились сведениями о нашем прибытии с жителями соседних железнодорожных станций, но нас это не беспокоило, так как мы знали, что до южных деревень на берегу Амура это известие не дойдёт.
Земля только начала покрываться снегом, поэтому передвигаться по пологим сопкам было легко и к заходу солнца мы без приключений достигли зимовья на границе горной и равнинной территории заповедника. Как только утром следующего дня за окном посерело, мы покинули избушку и уже через полчаса вышли из сопок в заснеженную долину Амура. Погода нам благоприятствовала – продолжался слабый снегопад, было тепло и безветренно. Хотя напрямую до землянки было всего около 15 км, на пути лежало многокилометровое болото с высокими кочками и обходя его по льду извилистого русла реки Урил мы лишь к вечеру вышли к нашему скрытному жилищу, добавив ко вчерашнему километражу ещё не менее 30 км.
На берегу реки под бугром с землянкой наша группа сделала ложный лагерь с обустроенным местом под палатку и большим кострищем. Фёдорыч показал место, куда все должны ходить «по нужде» и на наше возмущение таким ущемлением гражданских прав лишь пробурчал что-то себе под нос.
Только после того, как поужинали и просушились у костра, мы дали след к землянке и по очереди протиснулись в её люк. Внутри оказалось на удивление тепло. Оставленная осенью под нарами картошка даже не замёрзла. Установив трубу, я затопил печку и к тому времени, как спальники были разостланы, температура в нашем жилище стала вполне комфортной. Через несколько часов нам пригодился оставленный осенью бидончик – походы «до ветра» через люк туда-обратно были не только неудобны, но и дополнительно демаскировали наше жильё следами на свежевыпавшем снегу.
Как и положено при ночёвке в землянке, первый проснувшийся взглянув на часы страшно выругался. Рассвет наступил два часа назад. В принципе, такой поздний подъем на наши планы никак не повлиял, так как работать в этом районе мы собирались пока не будем обнаружены. Учитывая, что места для охоты здесь были очень перспективными, а браконьеры – не пуганными, долго бегать в поисках их следов мы не собирались.
Сняв трубу с печки и опустив её вниз, наша троица покинула землянку, в которой даже спустя 14 часов после единственной протопки было тепло. Всегда руководствуюсь правилом не оставлять ничего в лесном жилище даже если покидаешь его ненадолго, мы не пренебрегли им и сейчас. Снег почти закончился. Узкой тропкой спустились вниз, к нашему «лагерю» и пока двое готовили завтрак и создавали видимость ночёвки в палатке, один из нас сидел на ещё осенью присмотренном наблюдательном пункте, внимательно прослушивая и просматривая окрестности. После того, как мы плотно позавтракали и спрятали рюкзаки, Фёдорыч наконец показал, почему отправление естественных потребностей нужно было проводить в одном месте. Достав из кармана деревянную лопатку, он с её помощью перенёс все замёрзшие продукты нашей жизнедеятельности на люк землянки и немного потоптавшись так виртуозно расположил их, что у постороннего наблюдателя не возникло бы другой мысли кроме как той, что тропинка наверх вела к отхожему месту.
Обычным порядком – Фёдорыч первым, Сергей как самый быстрый – за ним, а я, как обладающий самым хорошим слухом – последним на небольшом удалении, наша группа неторопливо побрела на юг по краю леса, «обрезая» следы, ведущие со стороны дороги и деревни в заповедник. Неожиданно быстро, минут через 40, мы вышли на свежие следы трёх человек и двух собак, ведущие из заповедника. Люди шли гуськом и довольно торопливо, собаки бежали рядом. Совершенно очевидно, что охотников что-то спугнуло и они спешно возвращаются в деревню. Следы были очень свежими, оставленными менее часа назад. Напрямую до деревни было около 6 км. Мы сразу же начали преследование.
Местность благоприятствовала скрытному сближению – поросшие ивами луга чередовались с небольшими, но густыми рёлочными лесами. Через 20 минут мы вышли на тракторную дорогу и увидели, что преследуемые разделились – двое свернули на пашню, а третий с собаками пошёл по дороге. Поняв, что на пашне будем быстро обнаружены и при этом не сможем перейти на бег из-за перепаханной земли, лёгким бегом бросились догонять охотника с собаками. Судя по следам, он не думал, что его могут преследовать – шаг был обычный, даже короче, чем когда мы его впервые обнаружили.
Когда следы стали совсем «горячими», нам пришлось уходить со следа налево, под ветер, чтобы не быть обнаруженными собаками. Дорога в этом месте шла на протяжении километра по берегу озера, в сотне метров от уреза воды (или применительно к сезону – льда). Спустившись на озеро, мы под прикрытием высокого берега и усилившегося ветра пробежали километр до его дальнего края со всей возможной скоростью. К тому времени, как я и Фёдорыч добрались до Сергея, он уже успел аккуратно выползти наверх, осмотреться и спуститься вниз. С его слов, мы обогнали охотника метров на 200, а до дороги, по которой тот идёт, от озера всего 10-15 метров.
Стало понятно, что как бы дальше не развивалась ситуация, оторваться от нас он не сможет. Поэтому, мы с Сергеем, презрев шумовую маскировку, поползли наверх вдвоём и выглянули из-за берегового обрыва. Человек уже почти поравнялся с нами. Это был мужчина около 30 лет, одетый в суконные куртку и штаны, с двустволкой на правом плече. Смотрел он в противоположную от нас сторону (видимо – на собак) и мы не сговариваясь воспользовались таким благоприятным моментом. По опыту нам давно было известно, что действуя согласно кем-то придуманных правил с обязательным представлением и демонстрацией документов, всегда получаешь более длительную погоню или более твёрдый отпор. Поэтому, мы побежали к браконьеру со всех ног и лишь когда он повернулся к нам (нас разделяло всего 2-3 метра), Сергей на бегу сообщил о нашей ведомственной принадлежности. За этим последовала обычная в таких случаях свалка из трёх барахтающихся в снегу мужчин и прыгающих с лаем вокруг них собак. Охотник попался довольно жилистый, сопротивлялся отчаянно и всё время спрашивал, кто мы такие. Мы, считая этот вопрос риторическим, в полемику не вступали, предпочитая действовать. Подбежал Фёдорыч, разогнал собак и встал невдалеке, ведя наблюдение по сторонам. Наконец до кого-то из нас дошло, что парень сопротивляется с излишним усердием, как будто речь идёт о его жизни и смерти. Сергей представился вторично, наш противник шумно выдохнул и сразу успокоился, прекратив всякое сопротивление. На наш вопрос, зачем было так упираться, он ответил, что в момент задержания ничего не услышал, а только увидел несущихся к нему двух небритых мужиков в бичевской одежде (по моему глубокому убеждению, полевая одежда делится на форменную и практичную; мы всегда предпочитали практичную), которые свалили его и стали отбирать ружьё. Решив, что подвергся нападению каких-то бандитов (шли 1990-е годы), он сопротивлялся так, как и положено, когда речь идёт о спасении жизни. До деревни оставалась пара километров и по пути туда (для подтверждения личности, документов при нарушителе не оказалось), он рассказал нам, не называя имён своих товарищей, что с утра они «гоняли козлов» (охотились на косулю) двигаясь на восток от деревни и к обеду пересекли границу заповедника. Однако, углубившись в лес всего на несколько сотен метров, почуяли дым костра (нашего) и решили немедленно возвращаться обратно домой.
Подтвердив в деревне имя и фамилию задержанного, мы расстались с ним. В каком-то из домов удалось найти телефон и дозвониться до директора заповедника, вызвав к 10 часам ночи машину. Оставаться дальше в этом районе было бессмысленно – наше присутствие было раскрыто, да и изъятое оружие необходимо было сдать в милицию. Вернувшись к нашему «лагерю» и достав спрятанные рюкзаки, мы разожгли костёр, поужинали и двинулись к месту рандеву с машиной заповедника, предварительно «подновив» маскировку люка землянки.
В полночь мы сдали изъятое оружие и боеприпасы дежурному в милиции и отправились по домам, с удовольствием представляя себе, какую бурю вопросов без ответов (что землянку не найдут, мы были уверены) породило у приграничного населения наше внезапное появление.
В конце ноября пришлось некоторое время потратить на патрулирование северной границы, затем начались зимние маршрутные учёты и тропления рысей. Только в середине декабря наша группа вновь смогла поработать в районе землянки. Фёдорыч к этому времени несколько раз посетил южную границу заповедника и выяснил, что здесь иногда проводят незаконные охоты на кабаньих тропах, по которым звери выходят ночью кормиться на соевые поля.
К нам присоединился новый сотрудник, так что нас стало четверо. Группа наконец-то получила оружие – мне выдали пистолет-ракетницу 1937 года выпуска и 2 патрона к ней. Меня это не сильно обрадовало, так как эта пукалка весила почти килограмм, а я, как самый молодой, и без того таскал ещё и радиостанцию «Карат». Данное средство связи хоть и называлось мобильным, не позволяло быстро связаться с конторой при первой необходимости. Нужно было развернуть в сторону абонента направленную лучевую антенну из двух длинных проволок, забросив одну из них на высокое дерево, а вторую растянув над землёй на небольшой высоте так, чтобы трава не касалась её. Если в лесу ни с деревьями, ни с травой проблем не было (первые присутствовали, а вторая – нет), то на болотах и лугах поиск подходящего дерева и протаптывание травы часто заставляли думать, что от голубиной связи отказались рановато.
В самый короткий день в году мы сошли с «бичевоза» на станции Урил и двинулись в сторону землянки на юг. Снега было мало, поэтому шли без лыж. Решили не торопиться и попутно осмотреть западную границу заповедника по реке Урил. Здесь мы сняли несколько капканов, выставленных кем-то на норку, не выявив других нарушений. Располагаясь в зимовье на ночёвку, я обнаружил на дне своего рюкзака набитый патронами кожаный патронташ, который остался в нём с прошлой охоты. Коллеги изрядно повеселились, меня же перспектива нести на себе десятки километров четыре килограмма бесполезного груза несколько раздосадовала.
Вечером третьего дня мы привычно разбили ложный лагерь под обрывистым берегом реки Урил. Переночевав в землянке и так же эффективно, как и ранее, замаскировав вход в неё, группа с утра осуществила поиск в районе юго-западного «угла» заповедника. К нашему приятному разочарованию, вероятность изъять ружьё оказалась здесь крайне не высокой. На прилегающей территории были редкие следы пеших охот, но границу заповедника охотники не пересекали. До обнаруженных ранее Фёдорычем следов охот на кабаньих тропах от нашего лагеря было восемь километров на восток. Ещё в семи километрах дальше в том же направлении находился кордон «Лебединый», на котором можно было сносно отдохнуть.
Учитывая, что патрулировать южную границу нам предстояло ночью, после плотного и раннего обеда мы залезли в землянку и провалились в сон, не выставив никого дежурить снаружи. Печку не топили, чтобы не выдать местоположение нашего убежища дымом в светлое время суток.
После наступления темноты (около 5 часов вечера), покинули землянку и оставив Фёдорыча колдовать над её маскировкой, стали готовиться к ночному патрулированию. Собственно, вся подготовка состояла в приготовлении на месте «лагеря» сытного ужина и нескольких бутербродов из заранее нарезанного хлеба и солёного сала.
Выстроившись привычным порядком, побрели вдоль границы заповедника на юго-восток, к полям. Попробовав нести ракетницу с патронами в карманах, на поясе и на верёвочке на шее, я понял, что лучшее место для неё – в рюкзаке, куда она и перекочевала. В начале нашего ночного похода мы были одеты относительно легко, так как перед полями предстояло преодолеть обширные болота с кочками. Выйдя примерно через час на тракторную дорогу, идущую по границе заповедника и полей, сделали остановку, чтобы утеплиться. Поглазев на сияющий огнями в нескольких километрах на юг от нас китайский берег, группа неторопливо пошла по дороге, разделяющей поля и заповедник, на восток. Звёзды и снег позволяли прилично видеть следы на несколько метров вокруг, поэтому фонарь нам был не нужен (собственно, его у нас никогда и не было). Через два часа вышли в намеченный район и тут же Фёдорыч обнаружил следы людей с собаками, зашедших в заповедник по кабаньей тропе. Людей было не меньше трёх. Собак, так как все шли тропой, – не понятно сколько, но много. Пока Фёдорыч разбирался со следами, мы с Сергеем быстро пробежали по дороге на восток метров триста и не найдя выходного следа, вернувшись, сообщили об этом остальным. Фёдорыч к этому времени выяснил, что охотники с собаками прибыли на машине, которая затем уехала. Посовещавшись, мы решили, что учитывая время суток, крепкий мороз и расстояние до ближайших деревень, возвращаться нарушители будут тоже на машине и скорее всего – с того места, где их и высадили (напомню, что шёл 1996-й год и НИКАКИХ средств мобильной связи у населения не было).
Ждать на поле возвращения браконьеров было неразумно – во-первых, задержание состоялось бы не в заповеднике, а на территории, где охота разрешена, а во-вторых, — спрятаться посреди снежной равнины нам было абсолютно негде. Поэтому, мы двинулись по следам до первого удобного для засады места, которое виднелось в двухстах метрах от поля и что важно – в заповеднике. Следы вывели нас к зарослям орешника, в которых мы обнаружили три рюкзака с мясом. Тропа шла дальше в заповедник. Чтобы не давать лишних следов, трое из нас расположились тут же, у найденных рюкзаков, а Фёдорыч аккуратно пошёл по тропе дальше, выяснять, что произошло. Я достал из рюкзака ракетницу, Сергей вытащил несколько бутербродов, и мы успели съесть по одному до возвращения Фёдорыча. Он рассказал нам, что судя по следам, охотники оставили рюкзаки и зачем-то вернулись спокойным шагом обратно вглубь заповедника. Возможно – за оставшимся мясом. Мы расположились поудобнее, утеплились насколько возможно и стали ждать. На тот случай, если первыми обнаружившие нас псы поднимут лай, были распределены роли каждого из нас. Вообще-то, охотничьи собаки в лесу почти никогда не лают на незнакомого человека и так произошло и в этот раз. Не прошло и получаса, как вдалеке послышались голоса и тут же рядом с нами возникло движение. Группа из примерно десятка собак самого разного размера выбежала по тропе и обнюхав каждого из нас разлеглась рядом с рюкзаками, выкусывая лёд из лап. Фёдорыч накинул верёвку на двух самых красивых кобелей, «взял заложников». Через несколько минут показались идущие гуськом трое вооружённых охотников в белых маскхалатах. Когда они приблизились, мы, слабо различимые среди собак и рюкзаков, просто встали с земли и оказались на расстоянии вытянутой руки от каждого. Действуя нагло и потрясывая ракетницей, удалось быстро и без сопротивления разоружили всех троих, не забыв снять и ножи. Пока охотники ещё не пришли в себя от такой чехарды событий, мы взгромоздили им на плечи их же рюкзаки, подвязав лямки так, чтобы нельзя было быстро освободиться от ноши. Это было сделано не столько для вытаскивания мяса, как вещественного доказательства, сколько для того, чтобы задержанные не разбежались. С этой же целью сняли с их штанов ремни и подтяжки. У нас были наручники, но сковывать руки, когда предстояло двигаться морозной ночью через кочки и кусты – это откровенный садизм. Убедившись, что задержанные не разбегутся, Фёдорыч отпустил «заложников» с привязи.
Мы навьючили на себя свои рюкзаки, изъятые винтовки и конвоируя задержанных двинулись в окружении собак (которых так и не смогли пересчитать) обратно в сторону полей. Время приближалось к полуночи. Задержанные не признавались, что за ними должна приехать машина, поэтому мы повели их для ночёвки к ближайшей деревне, до которой было километров семь. Разумеется, мы понимали, что транспорт придёт и надеялись на это, так как нам и самим нужно было как можно быстрее сдать изъятое оружие в МВД. Поэтому, в деревню наш конвой пошёл не напрямую, а по той дороге, по которой заезжал высадивший охотников автомобиль. Не прошли и километра, как показался свет фар и вскорости рядом остановился микроавтобус. Так как это была не территория заповедника, мы не могли обыскать машину или задержать водителя, который сказал, что просто заблудился и не знает где находится. Мы сделали вид, что верим. На его вопрос, что здесь делаем, ответили, что конвоируем трёх задержанных браконьеров в ближайшую деревню, до которой часа два-три ходу, где сдадим их на погранзаставу для выяснения, что трое вооружённых людей делают ночью без документов в погранзоне. Водитель оказался филантропом и предложил подвезти нас и задержанных, но не на заставу, а в райотдел милиции. В микроавтобусе оказалось достаточно места для всей нашей компании, а один из задержанных даже затащил в салон двух собак.
Уже в салоне автомобиля при внутреннем освещении я разглядел изъятое оружие. Это были довольно интересные системы. Деревянные части, магазин, затвор и ствольная коробка были заводскими деталями винтовки Мосина, а короткий ствол и прицельные приспособления – самодельными. Когда сдавали оружие с боеприпасами и задержанных в отделе милиции, эти полусамодельные карабины тоже вызвали интерес у дежурного. Попрощавшись с нашим добрым самаритянином на микроавтобусе, у которого в салоне остались сидеть собаки, мы разошлись по домам, таща рюкзаки с вещественными доказательствами.
Когда утром сдали на склад заповедника изъятые рюкзаки, оказалось, что в каждом из них находится по половине поросёнка. То есть, всего – полтора. Мы были людьми уже достаточно опытными, чтобы знать, что обычно, поросят бывает целое число. Один, два и т.д. Поэтому сразу взяли заповедный УАЗик и поехали на место задержания, прихватив следователя МВД (охота в заповеднике – уголовное преступление). Приехав на место и подойдя к кустам, в которых провели задержание, мы не обнаружили четвёртого рюкзака, хотя нашли место, где он лежал. Также обнаружили следы ещё одного человека. Тропление показало, что охотников было не трое, а четверо и шедший последним сильно отстал. Увидев, что произошло с его коллегами, он упал на четвереньки и уполз в сторону. Когда мы ушли, четвёртый браконьер долго просидел в кустах, после чего подобрал не замеченный нами рюкзак и пошёл на поле, видимо, надеясь, что его подберёт автомобиль. Но так как транспортом, на который он возлагал надежды, воспользовались мы, ему пришлось провести незабываемую ночь в одиночестве среди пустынных заснеженных полей. Его товарищи утверждали, что их было трое и следователь не настаивал на другом варианте. Много позже мы узнали, что четвёртый охотник, к счастью, остался жив, хотя и сильно обморозился. Ему невероятно повезло встретить глубокой ночью на просёлочной дороге автомобиль. Все собаки вернулись к хозяевам, до домов которых было полсотни километров.
Во время следствия выяснилось, зачем браконьеры, оставив рюкзаки рядом с дорогой, опять вернулись в заповедник. Оказалось, пересчитав собак, они увидели существенную недостачу и поняли, что несколько кобелей остались пировать на внутренностях поросят. За ними и пошли обратно.
Из трёх задержанных, двое были довольно известными в среде охотников личностями, так что факт их поимки ночью посреди болот возымел должный эффект среди местных «любителей животных» и до конца зимы на южной границе никто не хулиганил.
Во время судебного заседания задержанные настаивали, что я тыкал в них револьвером Наган. Последовавшее за этим разбирательство доставило мне такую массу впечатлений, что ракетницу я больше никогда с собой в лес не брал.
P.S. После наших рейдов, местные охотники не раз обследовали территорию «лагеря» и пришли к заключению, что мы работали, базируясь на палатку. Наша группа продолжала пользоваться землянкой ещё несколько лет, пока на юге не установился приемлемый порядок. Информация о землянке всё-таки просочилась наружу, её искали, но так и не обнаружили. Простояв без ремонта и ухода более 5 лет, она во время сильного наводнения сползла вместе с куском берега в реку и исчезла так же незаметно, как и появилась.
© Большой Палыч
