Про мистику

Мистика в тайге, она штука такая… мистическая. Прям сильно мистическая! Я уж не говорю, о рассказах городских «бубноносцев», с чего-то называющих себя «шаманами» (ну, пардон, здесь без кавычек я никак не могу!), но она там есть. Неожиданно. Внезапно. Необъяснимо («шаманами»), но есть!

 Направила нас, было дело, Родина в очередной рейс, Зырянский и Тегульдетский районы. Ну, мероприятие совместное, имеющее, так сказать, «широкое общественно-политическое звучание». Здесь и охотнадзор, и рыбнадзор, и линейная полиция, наука и даже общественность, куда же без нее? Стартовали на большом катере и паре лодок из Зырянки, пробежались пару дней по Чети, а потом — дальше — на Тегульдет. И за Тегульдет. И за Белый Яр, до Сосновки. Не помню, сколько там в километрах, а по времени до Сосновки получилось дней… пять, наверное. Вот живем мы в Сосновке несколько дней уже, смотрим, как ученые нерестилище ищут. Самим заняться-то особо нечем: раз нет людей, то и браконьеров нет, да и науку, в свете отсутствия людей, тоже охранять не нужно, не от кого.

Что такое Сосновка? Это деревня такая, брошенная. Давно, в 70х еще. Большая деревня была: ферма, МТС, школа, лесосплавной участок, узкоколейка… Основана в 30е была, «врагами народа». Точнее, НКВД для «врагов народа». Жили там прибалты и немцы, в основном. Ну, румыны еще, вроде. От самой деревни уже совсем ничего не осталось, кроме кладбища с покосившимися лютеранскими крестами и надписями не по-русски, частью — готическим шрифтом.

Один предприимчивый белоярец (тут до деревни верст тридцать всего) поставил грибоварню и пару бараков для заготовителей, да еще несколько «тоже предприимчивых» местных соорудили какое-то количество рыбацких балаганов и карамУшек, да еще изба охотничья стоит, кадровый охотник там промышляет по зиме. Ну, в общем, такая себе «типа деревня».

Вот, в общем, сидим мы нашим дружным полицейско-инспекторским коллективом, и разлагаемся. Ну, а что? «Либо маршировать, либо разлагаться!» Маршировать некуда, мы тут, вроде как, ученых обеспечиваем. В скобках отметим, что натура у инспектора или полицейского весьма деятельная, на работе и в рейсе, по крайней мере. Почему? Да просто потому, что быстрее сработаешь — быстрее домой к семье вернешься. Картежников среди нас троих не оказалось, а то было бы чем себя занять. Все истории и анекдоты уже на восемь рядов пересказаны, карабины и автоматы сияют, как у кота… принадлежность, во всех избах — идеальный порядок, катер таким чистым даже на стапелях не был…

Разлагаемся, в общем. Ждем, когда из пупка саженец сосны вырастет (какой лотос?! Мы в Сосновке!). Медитируем, короче. Ну, поскольку я над всем этим зоопарком – «папа», то гружу вверенный (и не только) личный состав всякими делами. Не потому, что надо, а потому, что «солдат без работы – преступник!». Не так, чтобы сильно гружу, но чем-то заниматься приходится.  Так, за первые пару суток мы отметили все машинные, человеческие и зверские (зачеркнуто) звериные следы вокруг поселка. Никакой практической значимости?! Да я вас умоляю! Мишка если придет (а они не откуда попало приходят, а по своим следам обычно), так надо знать, какое направление оборонять, что пристреливать, где сектора, дистанции и очередность стрельбы…  Ну, и так, «для общего развития», чтобы не совсем уж «разлагались».

И вот на исходе очередного дня выхожу я на берег покурить, на закат полюбоваться. Нафига на берег, у избы никак? А, что бы вы понимали! До берега метров триста, да обратно столько же, целое приключение по нынешним временам! Сажусь на лавочку, закуриваю и вслушиваюсь в тишину таëжного заката. Не настороженно, как обычно, а расслабленно, погрузившись в себя. Штиль, тишина…

И тут я слышу, как под горой, вдалеке, подвывает двигатель «Трумана» (ЗиЛ-157), его, нижне-клапанную рядную «шестерку» по звуку ни с чем не спутаешь! Звук становится ближе, становится слышен скрежет коробки передач на подъеме…

В конце концов мотор чихает и замолкает, заглушили, видать. Это, кто же, интересно, по разливу, сюда доехать сумел? Дороги-то нету! Да и «Труман» уж полвека как не производят, но в такой глуши еще встречается…

Смотреть кто там приехал не иду, «мне лень, я пельмень». Надо будет — сам придет: все дороги ведут в Сосновку, просто некуда больше!

А тем временем, когда заглушили мотор, я услышал звуки возвращающегося в деревню стада: мычанье коров, щелчки пастушьего бича и стук копыт его лошади. Позвякивание «ботал» (колокольчиков на коровьих шеях), блеянье овец (ну, куда же без них в сибирской деревне!) Вот, подкова пастушьей лошади обо что-то звякнула. Вот очередной щелчок бича и невнятные матюги пастуха…

Потом — песня Утесова откуда-то, с другой стороны, издалека. И звук такой… не знаю, как объяснить… граммофонный, в общем. Потом несколько неуверенных трелей на гармошке (не на баяне, у меня дед знатным гармонистом был, я гармонь от баяна, а тем более, от аккордеона отличу в любом состоянии!), веселый девичий смех, разговор на грани слуха…

Мучительно вспоминаю, на что же это из прошлых жизней похоже?! Вот-вот, сейчас вспомню… Да! Это было также, как когда мы с дедом в деревне жили и сидели на закате с кружками чая на крылечке. Слушали, как деревня ко сну собирается отходить. Конечно, у нас звуки другие были, но… ощущения те же.

Путешествую обратно, до избы, не бегом, но быстро и настороженно. Захожу в избу. Коллеги мои лежат на своих шконках и пялятся в потолок полуприкрытыми глазами.

— Ничего не слышали?!!

— Нет, командир. А что, должны были?

— Ай, разберрррремся!

Чисто по привычке хватаю карабин и выскакиваю на улицу.

Тишина, штиль, ни звука, сумерки…

Мы потом, с утра всю округу на карачках излазили, следы искали новые; старые-то известны все. Но не появилось их.

Что сразу «пьяный?» Ты читай внимательно! Мы уже с неделю, как из цивилизации. Там уж выпито все давно. Да и не злоупотребляем мы при оружии особо, сам знаешь. Вот что все это было, а?

© Большой Палыч