Часть 1.
Несмотря на то, что чаще всего мы промышляли «свободной охотой», медленно и скрытно передвигаясь в районе патрулирования в поисках следов присутствия «хулиганов», всё же и в засадах (здесь не рассматриваются засады с подхода) нам пришлось провести довольно значительное количество времени.
Мы предпочитали этому методу любые другие лишь из-за весьма ограниченных ресурсов. Фактически, для автономной работы заповедник мог привлечь всего одну группу. Посадить её в засаду означало взять крайне незначительную (примерно 0,01-0,001 %%) часть территории под плотный контроль, что могло дать гарантированный результат лишь при условии, что руководство готово потратить на это огромные временнЫе ресурсы.
Даже при устройстве засады вблизи используемого охотниками солонца (искусственного или природного), нельзя более-менее точно предположить, когда на него придёт стрелок и придёт ли он в этом году вообще. Есть методы (мы их рассмотрим отдельно ниже), которые повышают вероятность посещения солонца охотником (и соответственно — возможность его поимки), но и они никакой гарантии не дают.
В то же время, засада на объекте с низкой посещаемостью людьми (коим и является солонец или купальня) требует минимум двух групп (для смены) по 3-4 очень мотивированных и дисциплинированных человека. А так как такого количества людей и времени у нас никогда не было, засады мы использовали только на объектах с высокой частотой (или предсказуемостью) посещения и на объектах, привлекательность (для охотников) которых была высокой, но недолговременной. Пример первого — часто используемый район охоты с определяемым шаблоном, второго — охота на реву.
Чтобы более не возвращаться к теме засад на солонцах, добавлю, что не устраивая на них дежурств, мы всё-же максимально затрудняли охоту на них для браконьеров. За время длительной работы стало понятно, что простое затравливание солонца даёт лишь кратковременный эффект. Рано или поздно, охотник понимает, что звери перестали его посещать (причина может быть и не вскрыта, достаточно увидеть следствие) и делает солонец в другом месте. Спустя несколько месяцев зверь начинает посещать его с достаточной для охоты частотой. В результате, мы получаем новый неизвестный браконьерский солонец. Более долгосрочный эффект (а попутно — повышение эффективности засады) даёт незаметное затравливание солонца с периодическим обновлением эффекта посещения его животными.
Делается это довольно просто и требует кроме «затравилки» (в качестве которой хорошо проявили себя таблетки с хлоркой для дезинфекции полов) несколько роговых чехольчиков копыт. При затравливании необходимо не оставлять следов, указывающих на человека. Проводить его нужно не разово, а несколько раз в год. Роговыми чехольчиками копыт на земле/глине имитируются отпечатки копыт зверей, что создаёт иллюзию посещения солонца зверями. Главное — не натоптать тут же по глине своей обувью. Если не оставить следов невозможно, нужно сделать так, чтобы они не ассоциировались с человеком. Иногда для этого достаточно передвигаться на четвереньках. Но даже если будут присутствовать человеческие следы, не каждого это заставит сильно задуматься, хотя и насторожит.
Так как посещение зверями солонцов — событие вероятное, а охотник редко проводит на сидьбе больше одной ночи, то, видя отпечатки копыт, он будет пребывать в уверенности, что ему просто не повезло и продолжит ходить на затравленный солонец.
Несмотря на то, что с нашей компанией в засадах за время работы я провёл всего около 40 дней/ночей, ни одна из них не закончилась задержанием, и только одна — преследованием (неудачным). Тем не менее, бездарно потраченным это время назвать нельзя — я получил нужный опыт, провел интересные наблюдения за дикими животными и людьми.
Из многочисленных задержаний Фёдорыча, по его рассказам я помню только четыре, ставших результатом засад. Как он сам говорил, «У них тысяча дорог, а у нас только одна — попробуй угадай». Ещё раз напомню, что здесь речь идёт о засадах, как заранее спланированном длительном скрытном дежурстве на точечном или линейном объекте. Случаи, когда засады устраивались ситуативно во время патрулирования, здесь не рассматриваются.
- Дежурства на реву.
Все они, а вернее — оба, проводились осенью, когда начинался гон изюбров, сопровождающийся рёвом самцов и турнирными боями. Быки (так называют самцов изюбря) в это время теряют обычную осторожность и сами бегут к охотнику, если он может довольно точно воспроизвести рёв потенциального соперника. Поэтому, при достаточной сноровке, охота на реву добычлива. Нужно лишь найти место с интенсивным рёвом. И желательно, чтобы к нему можно было близко подъехать/подплыть, ибо разделанная туша изюбра весит полторы сотни кило и больше. Так как места рёва довольно постоянны, они известны тем, кто ими интересуется.
Когда пришло время интенсивного рёва, наша компания, состоящая из Фёдорыча, Сергея, Юры, пса Бабая и меня, села на заповедный УАЗик и через час вышла рядом с небольшой станцией вблизи северной границы заповедника (проходящей по ТрансСибу). Ещё через час ночного марша по железнодорожным путям мы вышли в район устройства засады. Место для неё мы выбрали заранее, на небольшой терраске южного склона сопки, спускающегося к широкой, закочкаренной долине речки. На противоположной стороне, в поросших смешанным лесом предгорьях заповедника, было место интенсивного рёва изюбра, хорошо известное не только нам, но и местным жителям. По ближнему к нам борту долины шли железнодорожные пути ТрансСиба, не видимые нами с терраски из-за гребня. Соответственно, и нас не могли видеть работники, обслуживающие магистраль.
Сопка, на которой мы поставили палатку, постоянно прогорает весной, поэтому растительность на ней представлена высокими и густыми травой и кустарником, и только ближе к вершине появляются деревья. Дорог нет. Выпаса нет. Людей тоже нет. Поэтому вся наша маскировка сводилась к тому, чтобы не шуметь и не дымить.
С терраски на несколько километров прекрасно просматривается широкая безлесая долина речки, которую должен пересечь любой охотник прежде, чем войдет в заповедные сопки. Долина эта, к тому же, заболоченна и с высокими (местами — до колена) кочками, покрытыми густым, высоким травостоем. Так как по работе нам нередко приходилось пересекать её, мы знали, что дело это очень не быстрое и чрезвычайно утомительное, и на участке дежурства есть только два места, где глубоко вклинивающиеся полоски жиденького леса делают эту задачку не то, чтобы лёгкой, но хотя бы выносимой.
Исходя из этого было решено, что ловить нарушителя будем когда он возвращается назад, уставший после бдения на реву и растративший последние силы на преодоление долины по одному из двух переходов. Оставалось только обнаружить проникновение на территорию, которое могло состояться в любое светлое время суток, после чего на организацию встречи оставалось достаточное количество времени.
В самом начале долины, в трёх километрах от нас, находился обнесенный забором и освещенный объект, на котором постоянно находилось более десятка человек. С его территории можно было выйти на охраняемую нами точку рёва, не пересекая долину и не попадая в поле обзора с нашей засадной позиции. И хотя этот путь был значительно длиннее и шёл вверх-вниз по заросшим и заваленным ветровалами склонам, оставить его без наблюдения означало породить зудящий гештальт на всё время дежурства.
Дело в том, что долгое сидение в засаде неизбежно приводит к параноидальной мысли, что вы что-то не учли, не досмотрели и в то время, пока убиваете время здесь, обозревая пустоту, через этот неучтенный недосмотр идёт поток людей сутки напролёт. Это серьезная психологическая проблема, которая усугубляется с каждым безрезультативным днём и может вылиться в ненужную и даже вредную активность.
Присматривать за объектом Фёдорыч отрядил самого молодого (из людей) в нашей компании — меня. Я должен был всё светлое время суток сидеть в лесу рядом с воротами объекта и если кто-нибудь вышедший из них полезет в сопку, сообщить по рации Фёдорычу о произошедшем и продолжить вести наблюдение. У нас к этому времени уже были хорошие носимые радиостанции, обеспечивающие надёжную связь на большие расстояния без предварительного долгого развёртывания. Единственные ворота на объекте открывались совсем не беззвучно, поэтому достаточно было держать уши открытыми, сконцентрировав глаза на чём-то более приятном, чем серый забор. А так как эпоха смартфонов ещё даже не маячила на горизонте, для коротания времени мы часто брали с собою книги.
Все мои бдения проходили довольно скучно и однообразно: за пару часов до рассвета, я плотно завтракал на лагере рисовой кашей с маслом и топал к месту наблюдения, прихватив с собой полторашку чаю. Там ложился в леске на склоне в захламленной (чтобы если хулиган пойдёт в лес, не вышел случайно на наблюдателя) ложбинке метрах в 5 от дороги, из которой были прекрасно видны и слышны ворота и скучал, жуя бутерброды, читая книжку и попивая холодный чай из пластиковой бутылки. Ложбинка была достаточно глубокой, чтобы в ней можно было не только лежать, но и сидеть. В кино и литературе полно примеров, как герои сутки напролёт лежат не двигаясь под солнцем и дождем. Не знаю, как они это делают, но мы не герои, поэтому возможность ворочаться с боку на бок и иногда переводить тельце из лежачего состояния в сидячее, нам жизненно необходима. Как необходимо справлять естественные потребности, а также почёсываться, выковыривая из-под одежды докучливых представителей членистоногой фауны.
Петли взвизгивали, ворота открывались, через них проходили люди, иногда проезжали машины, после чего снова раздавался пронзительный визг и ворота закрывались. Никто в лес не заходил, всё движение было только между воротами и подъезжающими/отъезжающими машинами. Время от времени оживала рация, спрашивала, не сплю ли я и после получения ответа затихала на несколько часов. После сгущения сумерек я вылезал из своего укрытия и топал на лагерь, где ужинал и ложился спать. На третью или четвертую ночь вызвездило, хорошо приморозило и рёв изюбрей достиг своего пика — на склоне напротив нас ревели семь быков. Фёдорыч решил продемонстрировать нам, как надо реветь в стволы ружья, открыл замок своего Меркеля, поднес дульный срез ко рту и затрубил. Мы замерли в ожидании и вот, спустя пару секунд послышался ответный рёв… электровоза, вытягивающего состав из дырки тоннеля. После того, как сопка закончила содрогаться от нашего смеха, Фёдорыч был засыпан просьбами поделиться опытом подманивания поездов и других видов общественного транспорта.
На следующую ночь мы были разбужены шумом возни, устроенной нашей собакой и небольшим медведем, посетившим наш лагерь. В очередной раз меня поразило, с какой скоростью четыре взрослых человека, секунду назад храпевших в застегнутых и завязанных на все шнурочки и застёжки спальниках типа «кокон», которые в свою очередь находятся в двухслойной палатке, спустя всего мгновение после возгласа «Медведь!» оказываются снаружи палатки, обутыми (пуская и не в свои сапоги) и кто-чем, но вооруженные.
Монотонность моего дежурства возле огороженного забором объекта было нарушена лишь однажды. В очередной раз заняв свою позицию в лесочке за час до рассвета я услышал визг ворот и увидел выходящего с ярко освещенной территории молодого человека. Субъект с решительным видом направился в мою сторону. Пересёк дорогу и остановился на обочине прямо напротив моего укрытия. Расстегнул ширинку, поднял голову и уставился прямо на меня. Я понимал, что после яркого света он не может увидеть меня в черноте леса, но впечатление, что человек буравит меня взглядом, а не просто зрит на тёмный склон сопки, было невыносимым. Струйка журчала, я не дышал и не шевелился, пара глаз всё так же смотрела на меня. Спустя вечность визгнула молния ширинки, человек протопал на объект, ворота скрипнули и всё затихло. Я подождал минут пять, вылез из своей берлоги и пошёл проверить, могли ли меня увидеть. Дошел до ярко освещенного забора у ворот, постоял там с пол минуты и вернулся к месту описываемого события. Определенно, увидеть меня не могли — после яркого света под пологом хвойного леса глаза не видели ничего.
Просидев так неделю, мы ночью сняли лагерь и затемно вышли на место рандеву с автомобилем, на котором и вернулись в контору заповедника. На этой же машине должна была прибыть для дежурства другая группа, но собрать её так и не удалось.
Второй раз мы выехали уже втроем и без собаки на дежурство в северо-восточном углу заповедника. Тут, на ТрансСибе находился посёлок, немалая часть мужчин которого нет-нет, да и забегала поохотиться в заповедник или его охранную зону. Периодически кого-то из них задерживали, изымали оружие (которое в подавляющем большинстве было не зарегистрированным), но ввиду мягкого наказания в виде небольшого штрафа и конфискации стрелялки, на ситуацию с браконьерством это влияло не сильно. Штраф выплачивался, вместо одного конфискованного ружья из закромов доставалось другое и игра в казаки-разбойники продолжалась.
Так как из посёлка в заповедник можно было зайти лишь на небольшом (около полутора километров) отрезке речной долины, где она была достаточно узкой для перехода, то встречать потенциальных посетителей мы решили на входе в заповедник, после пересечения долины. Под склонами заповедных сопок здесь шла старая лесная Дорога Переселенческого общества с которой место возможного захода охотников прекрасно просматривалось. При этом, деревья и кусты, хоть и сбросившие листья, надёжно скрывали находившихся на дороге. Как обычно, мы приехали ночью, вылезли не доезжая посёлка и ещё до рассвета вышли по Дороге Переселенческого общества в район дежурства.
Засада наша была не стационарной, а кочующей в пределах отрезка возможного захода охотников на территорию. Мы вяло передвигались по дороге, внимательно осматривая долину реки и часто надолго останавливались, выставляя наблюдателя. Готовили еду на газовой плитке, чтобы не обнаружить себя. Палатку ставили только в полной темноте и снимали её до рассвета. Два раза мы обнаруживали пересекавших долину людей и выдвигались на их задержание, но проведя наблюдение перед броском вовремя останавливались — это были не охотники, а посетители старого поселкового кладбища, располагавшегося в нескольких метрах от границы заповедника. Так как себя мы в обоих случаях не «засветили», дежурство после этих «тренировок» продолжалось.
В одну из ночей мы поставили палатку на лесной дороге на выходе её из сопок в долину реки и только провалились в сон, как вдруг были разбужены криком «Поезд едет на палатку!!!». Кричал Сергей. В палатке, несмотря на ночь, было светло от направленного прямо на неё потока света из фар электровоза. Когда спустя секунду он дал гудок, мы от попытки оценить ситуацию перешли к действиям. Кто-то (так позже и не выяснилось, кто) прокричал, что мы поставили палатку прямо на путях железной дороги и надо быстро скинуть её с полотна. Спустя мгновение мы уже вытаскивали из палатки спальники, коврики и прочие вещи и швыряли их подальше в лес. На это ушло две-три секунды. Как только мы взялись срывать палатку вместе с колышками, Фёдорыч громко выматерился и заявил, что мы в лесу, а не на ж/д путях… Примерно в полукилометре от нас по железной дороге ехал поезд, светя в нашу сторону. Спустя несколько секунд он повернул, огибая сопку и мы снова оказались в темноте. Сергей пожал плечами, сказал, что ему приснилось, будто мы поставили палатку прямо на железной дороге, а тут свет, гудок и думать некогда… Часть мелких предметов мы так и не нашли даже при дневном свете.
Продежурив без задержаний неделю, мы так же ночью вышли на дорогу, сели в машину заповедника и вернулись на базу.
Продолжение следует.
© Большой Палыч
