Тут, было дело, об индивидуальных поведенческих реакциях зверья на сосуществование с человеком несколько раз речь заходила. По науке это дело этологией называется. Ну, вот о ней, об этологии, и поговорим. На конкретном примере.
Было дело, строили мы себе базу в районе Оленки, угодья у нас там были. Пару месяцев жили в тайге практически безвылазно (ибо поездки домой – это дорого и долго). А места там люто-бешеные (зачеркнуто) дикие, зверье не то, что уж совсем непуганое, но к человеку относится, скажем так, без привычного пиетета. До ближайшей «советской власти» (дать гиперссылку на глоссарий) – 200 верст, да и «советская власть» там такая себе, еще неустойчивая. В смысле – электричество и сельпо есть. А вот школы уже нет; ребятишек школьный автобус еще за 30 верст возит.
Там, недалеко от нашей базы еще пара поселков вахтовых есть. Ну, как «недалеко»? По сибирским меркам – рядом; до одного пятьдесят, а до другого шестьдесят километров. Но вахтовый поселок – это «вещь в себе»: народу там немного, да и не выходит он за вахту, потому, как работает по двенадцать часов в сутки, какая уж тут охота с рыбалкой?!
Ну, живем мы в тайге, работаем, строим, осваиваемся. Место новое, начинаем знакомиться с соседями. Ближайшим оказывается медведь по имени Фотомодель. Почему имя такое «не сибирское»? Ну, вот вам попутная история. Когда мы только заехали в угодья и искали место под базу и лабазы, то дважды проехали по одной дороге – туда и обратно. Между проездами прошло с четверть часа, не более. И вот видим мы, что поверх нашего следа лег медвежий. Свежий совсем; мишка, видать, из кювета вылез, где в воде лежал, спасаясь от жары; капли воды на песке вокруг следа еще не просохли. Ну, интересно же! Выходим из машины и начинаем след изучать: особенности, там, всякие, характерные, длину, ширину… Просто чтобы при встрече в тайге хозяина узнать. В общем, я, стоя на колене, измеряю линейкой от мультитула след и, естественно, весь им поглощен, а егерь Василий бдительно обозревает окрестности. Я (алчно пожирая след глазами) «а вот бы сейчас хозяина сфотать!» Вася (деревянным голосом): «фотай». Я поднимаю голову. Из кювета метрах в 10-12 от нас выпрыгивает на дорогу медведь и ошалело таращится на нас. Видимо, мы его разговорами разбудили, на шум мотора он бы не повелся. С него ручьем льет вода, он трясет головой и делает прыжок… ну, больше четырех метров точно, после чего с хрустом и треском скрывается в подлеске на противоположной стороне дороги. Собственно, за это он и стал у нас Фотомоделью; мы потом практически ежедневно виделись.
Так вот этот самый Фотомодель жил ближе всех к нашей базе. Несколько его лёжек в 100 – 150 м мы нашли. Причем мишка никуда не ушел, так и жил возле нас всю дорогу. Более того, завел себе паскудную привычку дважды в сутки приходить на базу. И ведь пунктуальный, сцуко, до невозможности! В 06.30 и в 18.30, хоть часы по нему сверяй! И ведь сверяли же…
Знаете, какой самый страшный зверь в тайге? Неправильно! Самый страшный зверь в тайге – это сойка. А знаете почему? А потому, что она сопутствует всяким разным крупным подвижным объектам, типа человека, медведя или лося. Ну, сопутствует – и Христос ей навстречу. Так она же при этом еще мерзко и громко орет! Орет так, что не услышать и не отреагировать невозможно. А страшный – потому, что неизвестность: ты не знаешь, на кого она орет. На нашего безобидного Фотомодель, водителя лесовоза, идущего на базу в гости или на медведя-людоеда по кличке Мамонт (был у нас и такой).
Так вот, к вопросу о медвежьей пунктуальности. Ладно бы он сам приходил, пыхтел, сопел, рявкал и трещал кустами, иногда выходя на глаза (что он и делал ежедневно), так с ним же сойка! Потому в половине седьмого утра она садилась на флагшток базы и начинала орать! Тут дело вот в чем: ор начинался ровно за полчаса до подъема, когда сон тебя особенно радует. Вот проснулся ты по армейской привычке без пяти шесть, посмотрел на часы и возрадовался: еще 65 минут до подъема! И тут – сойка. Ну кому же это понравится?!
Мы потом поняли, что это не сойка, это – Феникс. По крайней мере, сбитая зарядом дроби с утра с флагштока, сойка к вечеру непременно воскресала. А может, это другая была; мало ли этого добра в тайге?
Зачем мишка приходил? Хотел показать, что нам тут не рады. Демонстрировал намерения, так сказать. Уходите, мол, по-хорошему, а то я за себя не ручаюсь (зачеркнуто) так и буду к вам по два раза в день ходить! Он ведь тоже не дурак, потому прекрасно понимает, что когда он переступит некую невидимую, но для нас и него очень явную черту, то он получит пару магазинов тяжелой злой экспансивки в позвоночник и пяток «Полева-6» 12 калибра (Вася для таких случаев предпочитает гладкоствол) в лопатку.
И еще один штрих в рамках заметок по этологии. Есть у мишек одна поведенческая особенность. Они обозначают границы своего участка по-разному; когда задирами на коре, когда заломанными небольшими деревцами; впрочем, об этом и без меня много написано и сказано. Так вот, про нашего Фотомоделя. У нас база стояла километрах в полутора от основной дороги, как раз в мелкаче. Так вот, пока мы работали днем в тайге, он все эти полора километра дороги заламывал. В итоге возвращаясь в базу и сворачивая с основной «трассы», я уже не глядя на дорогу, выходил из машины, закидывал за спину карабин, брал бензопилу и шел пропиливать эти самые полтора километра, а Вася потихоньку ехал на уазике следом. Как нетрудно догадаться, через пару-тройку недель деревья у дороги кончились, от слова «совсем». И что наш Фотомодель стал делать? Плюнуть и бросить? Да как бы не так, плохо вы мишек знаете! Он начал таскать мелкач с окрестных болот и заламывать дорогу им!
Вот так и жили. Вы хочете морали? Их есть у меня! Как показывает опыт и личная практика, зверье индивидуально, имеет нрав, характер и соображение, вполне сопоставимое с оным у среднестатистического обывателя мегаполиса, а когда и поболее. И такие истории у меня тоже есть; расскажу при случае.
© Большой Палыч
